Константин Бальмонт. Из книги: ПТИЦЫ В ВОЗДУХЕ (Сб. ЗВЕНЬЯ)




СТИХ ВЕНЧАЛЬНЫЙ


Я с Мечтою обручился и венчальный стих пою,
Звезды ясные, сойдите в чашу брачную мою.

Сладко грезе светлой спится далеко от тьмы земной,
Там, где звездный куст огнится многоцветной пеленой.

Куст восходит, возрастает, обнимает все миры,
Драгоценности рождает нескончаемой игры.

Жар-цветы и цвет-узоры смотрят вниз с ветвей куста,
Светом помыслы одеты, в звездных ризах Красота.

Бриллиантовою пылью осыпается жар-цвет,
Манит душу к изобилью сказка огненных примет.

Искры, жгите, вейтесь, нити, плющ, змеись по Бытию,
Звезды ясные, сойдите в чашу брачную мою.



ХВАЛИТЕ


Хвалите, хвалите, хвалите, хвалите,
Безумно любите, хвалите Любовь,
Ты, сердце, сплети всепротяжные нити,
Крути златоцветность – и вновь,
От сердца до сердца, до Моря, до Солнца, от Солнца до мглы отдаленнейших звезд,
Сплетенья влияний, воздушные струны, протяжность хоралов, ритмический мост.
Из точки – планеты, из искры – пожары,
Цветы и расцветы, ответные чары,
Круги за кругами, и снова, и вновь,
То выше, то ниже, качаясь, встречаясь,
И то расходясь, то опять возвращаясь,
Свечась, расцвечаясь, поющая кровь
Всемирно проводит путистые нити,
Хвалите же Вечность, любите, хвалите,
Хвалите, хвалите, хвалите Любовь.



ХМЕЛЬНОЕ СОЛНЦЕ


Летом, в месяце июле,
В дни, когда пьянеет Солнце,
      Много странных есть вещей
      В хмеле солнечных лучей.
Стонет лес в громовом гуле,
Молний блеск – огонь червонца.
      Все кругом меняет вид,
      Самый воздух ум пьянит.

Воздух видно. Дымка. Парит.
Воздух словно весь расплавлен.
      В чащу леса поскорей,
      Вглубь, с желанною твоей.
В мозге нежный звон ударит,
Сердце тут, а ум оставлен.
      Тело к телу тесно льнет.
      Праздник тела. Счастье. Вот.

Ночь приходит. Всем известно,
Ночь Иванова колдует.
      Звездный папоротник рви.
      Миг поет в твоей крови.
Пляшет пламя повсеместно.
Мглу огонь светло целует.
      Где костры сильней горят,
      Ройся глубже, вспыхнет клад.



ДОЛИНЫ СНА


Пойду в долины сна,
Там вкось растут цветы.
Там падает Луна
С бездонной высоты.

Вкось падает она,
И все не упадет.
В глухих долинах сна
Густой дурман цветет.

И странная струна
Играет без смычков.
Мой ум – в долинах сна,
Средь волн без берегов.



С ВЫСОКОЙ БАШНИ


С высокой башни
На мир гляжу я.
С железной башни
За ним слежу я.
Несется Ветер,
Несется Ветер,
Несется Ветер,
Кругом бушуя.

Чтó миг текущий,
Чтó день вчерашний,
Чтó вихрь бегущий,
Как зверь, над пашней.
Бегущий мимо,
Неуловимо,
Как гроздья дыма,
Вкруг стройной башни.

На мир всегдашний
Светло гляжу я.
С высокой башни
За ним слежу я.
И злится Ветер,
Кружится Ветер,
И мчится Ветер,
Кругом бушуя.



ЗВУК ИЗ ТАИНСТВ


Цветок есть расцветшее пламя, Человек – говорящий огонь,
Движение мысли есть радость всемирных и вечных ‎погонь.
И взглянем ли мы на созвездья, расслышим ли ‎говоры струй,
Мы знаем, не знать мы не можем, что это один поцелуй.
И струн ли рукой мы коснемся, чтоб сделать ‎певучим наш пир,
Мы песней своей отзовемся на песню, чье имя есть ‎Мир.
И кто бы ты ни был, напрасно – цветка ль, Человека ль – не тронь: –
Цветок есть расцветшее пламя, Человек – говорящий ‎огонь.



ОБЛАЧНАЯ ЛЕСТНИЦА


Если хочешь в край войти вечно золотой,
Облачную лестницу нужно сплесть мечтой,
Облачные лестницы нас ведут туда,
Где во сне бываем мы только иногда.

А и спать не нужно нам, лишь возьми росу.
Окропи вечернюю света полосу,
И, скрепивши облачко месячным лучом,
В путь иди, не думая больше ни о чем.



ЗАКЛИНАНИЕ ВОДЫ И ОГНЯ


Я свет зажгу, я свет зажгу,
На этом берегу.
Иди тихонько.
Следи, на камне есть вода,
Иди со мной, с огнем, туда,
На белом камне есть вода.
Иди тихонько.

Рука с рукой, рука с рукой,
Здесь кто-то есть другой.
Иди тихонько.
Тот кто-то, может, слышит нас.
Следи, чтоб свет наш не погас,
Чтобы вода не пролилась.
Иди тихонько.

Мы свет несем, мы свет несем.
Рабы нам Ночь со Днем.
Иди тихонько.
Следи, рука с рукой тверда,
На белом камне есть вода,
Свети, идем с огнем туда.
Иди тихонько.



ТРИ КОНЯ


На трех конях Властитель Солнца
Свершает выезд в Иванов день.
И конь один красней червонца,
И конь другой есть конь-игрень.

И третий конь весь белый, белый,
Как будто вылит из серебра.
Властитель Солнца, светлый, смелый,
Свершает выезд. – «В путь. Пора».

Но чуть доедет до зенита,
Конь златокрасный горит – и пал.
Властитель Дня хлеснет сердито
Тех двух – и дальше поскакал.

И конь-игрень он тоже красный,
Но с белой гривой, о, с белой он.
Он мчит, бежит, играет, страстный,
И пал, и пал на небосклон.

У Бога Солнца сердце сжато,
Ему лишь белый остался конь.
На склонах яркого заката
Горит пурпуровый огонь.

И виден в тучах белоснежных
Конь смертно-бледный из серебра.
Властитель Солнца, в снах безбрежных,
Свершает путь. – «Домой. Пора».



УСНИ


Дымящихся светильников предсмертные огни,
Дрожащие, скользящие, последние. Усни.

Мерцающие лилии, пришедший к цели путь,
Пройденности, бездонности грозившие. Забудь.

Развязана запутанность, окончен счет с людьми,
Предсказанность безмолвия идет к тебе. Прими.

Возьми рукой притихшею воздушный жезл свечи,
В безгласности горения сожги слова. Молчи.

Возвышенные лилии расцветом смотрят вниз,
И ждут в благоговейности последнего. Молись.

Ни шепота, ни ропота, в зеркальном прошлом дни,
Подходит Ночь бесслезная, вся звездная. Взгляни.



ИЗУМРУДНАЯ ПТИЦА

Кто мы? А! Зарю спроси, спроси лес…
Майские Письмена.


В Паленке, меж руин, где Майская царица
Велела изваять бессмертные слова,
Я грезил в яркий зной, и мне приснилась птица
Тех дней, но и теперь она была жива.

Вся изумрудная, с хвостом нарядно-длинным,
Как грезы – крылышки, ее зовут Кетцаль.
Она живет как сон, в горах, в лесу пустынном,
Чуть взглянешь на нее – в душе поет печаль.

Красива птица та, в ней вешний цвет наряда,
В ней тонко-нежно все, в ней сказочен весь вид.
Но как колодец – грусть ее немого взгляда,
И чуть ей скажешь что – сейчас же улетит.

Я грезил. Сколько лет, веков, тысячелетий,
Сказать бы я не мог – и для чего считать?
Мне мнилось, меж могил, резвясь, играют дети,
И изумруд Кетцаль не устает блистать.

Гигантской пеленой переходило Море
Из края в край Земли, волной росла трава.
Вдруг дрогнул изумруд, и на стенном узоре
Прочел я скрытые в ваянии слова: –

«О, ты грядущих дней! Коль ум твой разумеет,
Ты спросишь: Кто мы? – Кто? Спроси зарю, поля,
Волну, раскаты бурь, и шум ветров, что веет,
Леса! Спроси любовь! Кто мы? А! Мы – Земля!»



ЗОЛОТО-МОРЕ


      Есть Золото-Море.
      На Золоте-Море,
Которое молча горит,
      Есть Золото-Древо,
      Оно одиноко
В безбрежном гореньи стоит.

      На Золоте-Древе
      Есть Золото-Птица,
Но когти железны у ней.
      И рвет она в клочья
      Того, кто ей нелюб,
Меж красных и желтых огней.

      Есть Золото-Море.
      На Золоте-Море,
Бел Камень, белея, стоит.
      На Камне, на белом,
      Сидит Красна Дева,
А Море безбрежно горит.

      На Золоте-Море,
      Под Камнем, под белым,
Подъяты железны врата.
      Сидит Красна Дева,
      Под нею – глубины,
Под камнем ее – темнота.

      И Золото-Море
      Сверкает безбрежно,
Но в глубь опускается труп.
      То Красная Дева
      В бездонности топит
Того, кто ей вправду был люб.



ПЕРЕБРОШЕННЫЕ ЗВЕНЬЯ


Что держит Землю? Что? – Вода.
– Что держит Воду? – Камень грозный.
– Что держит Камень, дни, года,
Что держит Мир окружно-звездный?
– Четыре мощные Кита.
– На чем они, Киты златые?
– Их вечно держит Красота,
Огня теченья молодые.
– А что же держит тот Огонь?
– Другой Огонь, его две части.
– А дальше? – Более не тронь.
Не тронь. Сгоришь!



ГРЕБЕЦ

‎На главе его смарагдовый венец.
Песнь потаенная


Мне привиделся корабль, на корабле сидел гребец.
На главе его златистой был смарагдовый венец.
И в руках своих он белых не держал совсем весла,
Но волна в волну втекала, и волна его несла.
А в руках гребца, так видел я, лазоревый был цвет,
Этот цвет произрастеньем был не наших зим и лет.
Он с руки своей на руку перекидывал его,
Переманивал он души в круг влиянья своего.
В круг сияния смарагда и лазоревых цветов,
Изменявших нежной чарой синеву без берегов.
С снеговыми парусами тот корабль по Морю плыл,
И как будто с каждым мигом в Солнце больше было сил.
Будто Солнцу было любо разгораться без конца,
Было любо синю Морю уносить в простор гребца.