И НЕТ
ПРЕДЕЛОВ
Ты создал мыслию своей
Богов, героев, и людей,
Зажег несчетности
светил,
И их зверями населил.
От края к краю – зов
зарниц,
И вольны в высях крылья
птиц,
И звонко пенье вешних
струй,
И сладко-влажен поцелуй.
А Смерть возникнет в
свой черед, –
Кто выйдет здесь, тот
там войдет,
У Жизни множество
дверей,
И Жизнь стремится все
быстрей.
Все звери в страсти
горячи,
И Солнце жарко льет
лучи,
И нет пределов для
страстей
Богов, героев, и людей.
ИЗ ПОЭМЫ
«ФАТА-МОРГАНА»
1.
ПРЕДРАССВЕТНО-ЛЕПЕСТКОВЫЙ
Неназываемый цветок,
Который нежен и
прелестен,
И каждой девушке
известен,
Как всем певцам рожденье
строк.
Неназываемый цветок,
Что только раз один
алеет,
И повторяться не умеет,
Но все вложил в один
намек.
Неназываемый цветок.
2.
ЗОЛОТИСТЫЙ
Лютик золотистый,
Греза влажных мест,
Луч, и шелк цветистый,
Светлый сон невест.
Пляска брызг огнистых
В пламени костров,
Между красно-мглистых
Быстрых огоньков.
Колос, отягченный
Числами зерна,
Вечер позлащенный,
Полная Луна.
3.
НЕЖНО-ЛИЛОВЫЙ
Колокольчик на опушке
леса,
С звонами, что внятны
слуху фей,
Бархатисто-пышная
завеса,
Возле лиловатых орхидей.
В лепете романса – цвет
сирени,
Сад мечты, и в нем
упавший лист,
В красочном контрасте –
свет и тени,
На руке лилейной –
аметист.
4.
ОПАЛОВО-ЗИМНИЙ
Легкий слой чуть выпавшего
снега,
Серп Луны в лазури
бледно-синей,
Сеть ветвей, узорная их
нега.
Кружевом на всем –
воздушный иней.
Духов серебристых замок
стройный,
Сонмы фей в сплетеньях
менуэта,
Танец блесток,
матово-спокойный,
Бал снежинок,
вымышленность света.
ОТЗВУКИ
БЛАГОВЕСТА
В недвижности, в
безгласной летаргии
Прибрежных скал,
молчащих над водой, –
Молчащих век, века, еще,
другие,
Молчащих в безглагольной
летаргии, –
Есть смысл – какой? – не
уловить мечтой,
Но только вечный,
благостный, святой,
Сильней, чем все
напевности морские.
БОГ ОКЕАН
Волны морей,
беспредельно – пустынно – шумящие,
Бог Океан, многогласно
– печально – взывающий,
Пенные ткани, бесцельно
– воздушно – летящие,
Брызги с воздушностью,
призрачно – сказочно – тающей.
Горькие воды, туманно –
холодно – безбрежные,
Долгий напев,
бесконечно – томительно – длительный,
Волны морей, без конца
– без конца – безнадежные,
Бог Океан, неоглядно –
темно – утомительный.
НЕ ОБВИНЯЙ
Не обвиняй, не
обвиняй. Быть может он неправ.
Но он в тюрьме твоей забыл
пучок душистых трав.
И он в тюрьме твоей
забыл замуровать окно.
И Мир Ночной, и Мир
Дневной идут к тебе на дно.
Ты потонул. Ты здесь
уснул. И встать не можешь ты.
Но вот в тюрьме
глядят, растут, и царствуют цветы.
На месте том, где ты
лежишь, как труп ты должен быть.
Но сердце знает, что
нельзя созвездья не любить.
Не обвиняй, не обвиняй
– хотя бы потому,
Что обвиненьем все
равно не повредишь ему,
А только сделаешь свой
взор тяжелым и больным.
И, если вправду он
неправ, сравняешься ты с ним.
А если то не случай
был, что он забыл цветы?
А если то не случай
был, что Небо видишь ты?
Как взглянешь ты,
когда он вдруг в тюрьме откроет дверь,
Отворит дверь, что
заперта, закована теперь?
Я знаю, больно ждать
того, что только может быть.
Но счастлив тот, кто
даже боль сумеет полюбить.
Я знаю все. Мне жаль
тебя. Но чу! Цветы – цветут.
Мой брат, я – дух
того, кто был – в твоей тюрьме – вот тут.
БЕЗВРЕМЕНЬЕ
Запад и Север объяты
Пламенем вечера сонного.
Краски печально-богаты
Дня
безвозвратно-сожженного.
Ветер шумит, не смолкая,
Между листов опадающих.
С криком проносится стая
Птиц, далеко улетающих.
Счастлив, кто мудро
наполнил
Хлебом амбары укромные.
Горе, кто труд не
исполнил,
Горе вам, мыслями
темные!
«PAX
HOMINIBUS BONAE VOLUNTATIS»
Мир на Земле, мир людям
доброй воли.
Мир людям воли злой
желаю я.
Мир тем, кто ослеплен на
бранном поле,
Мир тем, в чьих темных
снах живет Змея.
О, слава Солнцу
пламенному в вышних,
О, слава Небу, звездам,
и Луне.
Но для меня нет в Мире
больше лишних,
С высот зову – и тех,
кто там, на дне.
Все – в Небесах, все –
равны в разной доле,
Я счастлив так, что всех
зову с собой.
Идите в Жизнь, мир людям
доброй воли,
Идите в Жизнь, мир людям
воли злой.
ИЗ ПОЭМЫ
«ОГОНЬ»
Огонь приходит с
высоты,
Из темных туч,
достигших грани
Своей растущей
темноты,
И порождающей черты
Молниеносных
содроганий.
Огонь приходит с
высоты,
И, если он в земле
таится,
Он лавой вырваться
стремится,
Из подземельной
тесноты,
Когда ж с высот лучом
струится,
Он в хоровод зовет
цветы.
Но что это? Дрогнув,
меняются чары,
Как будто бы смех
Соблазнителя-Мары,
Сорвавшись к долинам с
вершин,
Мне шепчет, что жадны,
как звери, растенья,
И сдавленность воплей
я слышу сквозь пенье,
И если мечте
драгоценны каменья,
Кровавы гвоздики и
страшен рубин.
Мне страшен угар
ароматов и блесков расцвета,
Все смешалось во мне,
Я горю как в Огне,
Душное Лето,
Цветочный кошмар
овладел распаленной мечтой,
Синие пляшут огни,
пляшет Огонь золотой,
Страшною стала мне
даже трава,
Вижу, как в мареве,
стебли немые,
Пляшут и мысли кругом
и слова.
Мысли – мои? Или,
может, чужие?
Закатное Небо. Костры
отдаленные.
Гвоздики, и маки, в
своих сновиденьях бессонные.
Волчцы под Луной,
привиденья они,
Обманные бродят огни
Пустырями унылыми.
Георгины тупые, с
цветами застылыми,
Точно их создала не
Природа живая,
А измыслил в
безжизненный миг человек.
Одуванчиков стая
седая.
Миллионы раздавленных
красных цветов,
Клокотанье
кроваво-окрашенных рек.
Гнет Пустыни над
выжженной ширью песков.
Кактусы, цепкие,
хищные, сочные,
Странно-яркие, тяжкие,
жаркие,
Не по-цветочному
прочные,
Что-то паучье есть в
кактусе злом,
Мысль он пугает, хоть
манит он взгляд,
Этот ликующий цвет,
Смотришь – растенье, а
может быть – нет,
Алою кровью напившийся
гад?
И много, и много
отвратностей разных,
Красивых цветов, и
цветов безобразных,
Нахлынули, тянутся, в
мыслях – прибой,
Рожденный самою
Судьбой.
Болиголов, наркоз, с
противным духом, –
Воронковидный венчик
белены,
Затерто-желтый, с
сетью синих жилок, –
С оттенком
буро-красным заразиха,
С покатой шлемовидною
губой, –
Подобный пауку, офрис,
с губою
Широкой, желто-бурою,
и красной, –
Колючее создание,
татарник,
Как бы в броне
крылоподобных листьев,
Зубчатых,
паутинисто-шерстистых, –
Дурман вонючий, –
мертвенный морозник, –
Цветы отравы,
хищности, и тьмы, –
Мыльнянка, с
корневищем ядовитым,
Взлюбившая края дорог,
опушки
Лесные и речные
берега,
Места, что в самой
сущности предельны,
Цветок любимый бабочек
ночных, –
Вороний глаз, с
приманкою из ягод
Отливно-цветных,
синевато-черных, –
Пятнадцатилучистый
сложный зонтик
Из ядовитых беленьких
цветков,
Зовущихся – так
памятно – цикутой, –
И липкие исчадия
Земли,
Ужасные
растенья-полузвери, –
В ленивых водах,
медленно-текущих,
В затонах, где стоячая
вода,
Вся полная сосудцев,
пузырчатка,
Капкан для водной
мелочи животной,
Пред жертвой открывает
тонкий клапан,
Замкнет его в тюремном
пузырьке,
И уморит, и лакомится
гнилью, –
Росянка ждет, как вор,
своей добычи,
Орудием уродливых
железок
И красных волосков,
так липко-клейких,
Улавливает мух, их
убивает,
Удавливает медленным
сжиманьем –
О, краб-цветок! – и
сок из них сосет,
Болотная
причудливость, растенье,
Которое цветком не
хочет быть,
И хоть имеет гроздь
расцветов белых,
На гада больше хочет
походить.
Еще, еще, косматые,
седые,
Мохнатые, жестокие
виденья,
Измышленные дьявольской
мечтой,
Чтоб сердце в
достовернейшем, в последнем
Убежище, среди цветов
и листьев,
Убить.
Кошмар! уходи, я
рожден, чтоб ласкать и любить!
Для чар беспредельных
раскрыта душа,
И все, что живет,
расцветая, спеша,
Приветствую, каждому –
хочется быть,
Кем хочешь, тем
будешь, будь вольным, собой,
Ты черный? будь
черным, мой цвет – голубой,
Мой цвет будет белым
на вышних горах,
В вертепах я весел, я
страшен впотьмах,
Все, все я приемлю,
чтоб сделаться Всем,
Я слеп был – я вижу, я
глух был и нем,
Но как говорю я – вы
знаете, люди,
А что я услышал,
застывши в безжалостном Чуде,
Скажу, но не все, не
теперь,
Нет слов, нет
размеров, ни знаков,
Чтоб таинство блесков
и мраков
Явить в полноте,
только миг – и закроется дверь,
Песчинок блестящих я
несколько брошу,
Желанен мне лик
Человека, и боги, растенье, и птица, и зверь,
Но светлую ношу,
Что в сердце храню,
Я должен пока
сохранять, я поклялся, я клялся Огню.
ИЗ ПОЭМЫ
«ЗЕМЛЯ»
1
Странный мир
противоречья,
Каждый атом здесь иной,
Беззаветность, бессердечье,
Лютый холод, свет с
весной.
Каждый миг и каждый атом
Ищут счастия везде,
Друг за другом, брат за
братом,
Молят, жаждут: «Где же?
Где?»
Каждый миг и каждый атом
Вдруг с себя свергают
грусть,
Любят, дышат ароматом,
Шепчут: «Гибнем? Что же!
Пусть!»
И мечтают, расцветают,
Нет предела их мечте.
И внезапно пропадают,
Вдруг исчезнут в
пустоте.
О, беспутница, весталка,
О, небесность, о, Земля!
Как тебе себя не жалко?
Кровью дышат все поля.
Кровью дышат розы, маки,
И дневные две зари.
Вечно слышен стон во
мраке: –
«В гробе тесно! Отвори!»
«Помогите! Помогите!» –
Что за странный там
мертвец?
Взял я нити, сплел я
нити,
Рву я нити, есть конец.
Если вечно видеть то же,
Кто захочет видеть сон?
Тем он лучше, тем
дороже,
Что мгновенно зыбок он.
Ярки маки, маки с
кровью,
Ярки розы, в розах
кровь.
Льни бесстрашно к
изголовью,
Спи смертельно, встанешь
вновь.
Для тебя же – мрак
забвенья,
Смерти прочная печать,
Чтобы в зеркале
мгновенья
Ты красивым был опять.
Люди, травы, камни,
звери,
Духи высшие, что здесь,
Хоть в незримой, в
близкой сфере, –
Мир земной прекрасен
весь.
Люди бледные, и травы,
Камни, звери, и цветы,
Все в своем явленьи
правы,
Все живут для Красоты.
Все в великом сложном
Чуде –
И творенье, и творцы,
Служат страсти звери,
люди,
Жизнь идет во все концы.
Всюду звери, травы,
камни,
Люди, люди, яркий сон.
Нет, не будет никогда
мне
Жаль, что в Мире я
рожден!
Все вражды, и все
наречья –
Буквы свитка моего.
Я люблю противоречье, –
Как сверкнуть мне без
него?
2
Мерно, размерно земное страдание,
Хоть беспримерно по виду
оно.
Вижу я в зеркале снов и
мечтания.
Вижу глубокое дно.
Вечно есть вечер, с ним
свет обаянья,
В новом явленьи мечты и
огни.
В тихие летние дни
Слышится в воздухе
теплом жужжанье,
Гул голосов,
Звон и гуденье, как
будто бы пенье
Тысяч, о, нет, мириад
комаров,
Нет их меж тем в глубине
отдаленья,
Нет и вблизи. Это сон?
Наважденье?
Это – поднятье воздушных
столбов.
Полосы воздуха вверх
убегают.
Полосы воздуха нежно
сверкают,
И непрерывность гуденья
слагают,
Улей воздушный в садах
облаков.
Мýка долгá, но короче,
короче, –
Души предчувствуют
лучшие дни.
В светлые зимние ночи
В Небо взгляни.
Видишь созвездья, и их
постоянства?
Видишь ты эту
бездонность пространства?
В этих морях есть свои
жемчуга.
Души там носятся в
плясках навеки,
Вихри там просятся в
звездные реки,
Всплески созвездные бьют
в берега.
Чу, лишь сознанию
внятные струны,
С солнцами солнца, и с
лунами луны,
Моря планетного мчатся
буруны,
Твердость Эфира лучами
сверля, –
Марсы, Венеры, Вулканы,
Нептуны,
Вот! между ними – Земля!
Где же все люди? Их нет.
Все пустынно.
Все так духовно,
согласно, причинно,
Нет человеков нигде.
Только твоя гениальность
сознанья,
Сердца бездонного с
сердцем слиянье,
Песня звезды к
отдаленной звезде.
Полосы, полосы вечного
Света,
Радостной тайною Небо
одето, –
Близко так стало, что
было вдали.
Непостижимо прекрасное
чудо: –
Мчимся туда мы, ниспавши
оттуда,
В глыбах бесцветных –
восторг изумруда,
Майская сказка Земли.