БАЛКОН
Мать воспоминаний,
нежная из нежных,
Все мои восторги! весь
призыв мечты!
Ты воспомнишь чары
ласк и снов безбрежных,
Прелесть вечеров и
кроткой темноты.
Мать воспоминаний,
нежная из нежных.
Вечера при свете угля
золотого,
Вечер на балконе,
розоватый дым.
Нежность этой груди!
существа родного!
Незабвенность слов,
чей смысл неистребим,
В вечера при свете
угля золотого.
Как красиво солнце
вечером согретым.
Как глубоко небо! в
сердце сколько струн!
О, царица нежных,
озаренный светом,
Кровь твою вдыхал я,
весь с тобой и юн.
Как красиво солнце
вечером согретым.
Ночь вокруг сгущалась
дымною стеною,
Я во тьме твои
угадывал зрачки,
Пил твое дыханье, ты
владела мною,
Ног твоих касался
братскостью руки.
Ночь вокруг сгущалась
дымною стеною.
Знаю я искусство
вызвать миг счастливый,
Прошлое я вижу возле
ног твоих.
Где ж искать я буду неги
горделивой,
Как не в этом теле, в
чарах ласк твоих?
Знаю я искусство
вызвать миг счастливый.
Эти благовонья,
клятвы, поцелуи,
Суждено ль им встать
из бездн, запретных нам,
Как восходят солнца,
скрывшись на ночь в струи,
Ликом освеженным вновь
светить морям?
– Эти благовонья,
клятвы, поцелуи!
КРАСОТА
Стройна я, смертные, как
греза изваянья,
И грудь, что каждого
убила в час его,
Поэту знать дает любовь
и с ней терзанье,
Безгласно-вечное, как
вечно вещество.
В лазури я царю как
сфинкс непостижимый;
Как лебедь бледная, как
снег я холодна;
Недвижна Красота, черты
здесь нерушимы;
Не плачу, не смеюсь, мне
смена не нужна.
Поэты пред моим
победно-гордым ликом
Все дни свои сожгут в
алкании великом,
Дух изучающий пребудет
век смущен;
Есть у меня для них,
послушных, обаянье,
Два чистых зеркала, где
мир преображен: –
Глаза, мои глаза,
бездонное сиянье.
СМЕРТЬ
ВЛЮБЛЕННЫХ
Постели, нежные от ласки
аромата,
Как жадные гроба,
раскроются для нас,
И странные цветы,
дышавшие когда-то
Под блеском лучших дней,
вздохнут в последний раз.
Остаток жизни их, почуяв
смертный час,
Два факела зажжет,
огромные светила,
Сердца созвучные,
заплакав, сблизят нас,
Два братских зеркала,
где прошлое почило.
В вечернем таинстве,
воздушно-голубом,
Мы обменяемся
единственным лучом,
Прощально-пристальным и
долгим, как рыданье.
И Ангел, дверь поздней
полуоткрыв, придет,
И, верный, оживит, и,
радостный, зажжет
Два тусклых зеркала, два
мертвые сиянья.
ГИГАНТША
В оны дни, как природа
в капризности дум, вдохновенно
Каждый день зачинала
чудовищность мощных пород,
Полюбил бы я жить возле
юной гигантши бессменно,
Как у ног королевы
ласкательно-вкрадчивый кот.
Я любил бы глядеть, как
с душой ее плоть расцветает,
И свободно растет в
ужасающих играх ее;
Заглянув, угадать, что
за мрачное пламя блистает
В этих влажных глазах,
где, как дымка, встает забытье.
Пробегать на досуге всю
пышность ее очертаний,
Проползать по уклону ее
исполинских колен,
А порой в летний зной,
в час, как солнце дурманом дыханий
На равнину повергнет
ее, точно взятую в плен,
Я в тени ее пышных
грудей задремал бы, мечтая,
Как у склона горы
деревушка ютится глухая.
ПРОПАСТЬ
Паскаль носил в душе
водоворот без дна.
– Все пропасть алчная:
слова, мечты, желанья.
Мне тайну ужаса открыла
тишина,
И холодею я от черного
сознанья.
Вверху, внизу, везде,
бездонность, глубина,
Пространство страшное с
отравою молчанья.
Во тьме моих ночей
встает уродство сна
Многообразного, – кошмар
без окончанья.
Мне чудится, что ночь –
зияющий провал,
И кто в нее вступил, тот
схвачен темнотою.
Сквозь каждое окно –
бездонность предо мною.
Мой дух с восторгом бы в
ничтожестве пропал,
Чтоб тьмой бесчувствия
закрыть свои терзанья.
– А! Никогда не быть вне
Чисел, вне Сознанья!