Константин Бальмонт. Из книги: ХОРОВОД ВРЕМЕН (Сб. ЗВЕНЬЯ)




ДЛЯ ЧЕГО?


– Для чего нам Солнце засветилось сегодня?
– Для радости зрения лика Господня.
– Для чего же оно горело вчера?
– Для радости зрения лика Господня.
– А завтра зачем? – Чтоб воскликнуть: Пора!
Будем в радости зрения лика Господня.



ЛУННЫЙ КАМЕНЬ


Лунный камень, тихий пламень, тихий пламень, не простой,
То прозрачный, то туманный, сребротканный, золотой.
То скользящий, словно в чаще луч-фонарик светляка,
То грозящий, словно в чаще ждет колдун исподтишка.
То как тайна Океана, что, седой, бессмертно-юн,
То как ранний свет тумана, то как звоны дальних струн.
То как раковина Моря, что как будто бы горит,
А как будто не для глаза, а для слуха говорит.
То как змейный свет опала, то как сказка жемчугов,
Как церковный звук хорала в час спасенья от врагов.
То как верба в ночь ущерба, или в первый миг серпа,
Лунный камень, струнный пламень, от тебя в тайник тропа.



ЕГИПЕТ


                  Заснула земля.
            Фиал переполненный выпит.
      Задремавшие Боги ушли в Небосвод,
                  Гребцы корабля,
            На котором Египет
Сквозь Вечность скользит по зеркальности Нильских вод.

                  Ушли Фараоны.
            Их нарядные мумии спят,
      Пред глазами людей восхищенными.
                  Все пирные звоны
            Сменились напевом цикад.
Лишь звезды блестят и блестят над песками, самумом взметенными.

                  И Сфинкс все глядит.
            И Сфинкс все есть Сфинкс неразгаданный.
      В зыби веков, что бегут и бегут вперебой.
                  И вкруг пирамид
            Жизнь живет, вешний воздух весь ладанный,
Нил течет, и папируса нет, но лотос расцвел голубой.



ЛАНДЫШИ


Ландыши вы белоснежные,
      Не соты ль вы лунных пчел?
В шестигранные келейки нежные
      Заоблачный сон вошел.

Вы сладостно, радостно дышите,
      Душистый лелея сон.
Звоните тихонько, и слышите,
      Лишь вы тот слышите звон.

Нет, не только. До самого звездного
      Неба, где Полночь – бледна,
Где как будто бы в чарах морозного
      Сияния светит Луна, –

Уходит напевами вольными
      Колокольный ваш призрачный звон,
Над тенями берез тонкоствольными,
      Призывая на свой амвон.

Проникаясь душисто молебнами,
      Вплоть до лунных звоните вы сел,
И звонами тонко-хвалебными
      Ответствуют сонмы пчел.

С Луною пчелы прощаются,
      И вниз скользят по струне,
В ландыши внутрь помещаются,
      И тихонько жужжат к Луне.

Вон видишь, в дома шестигранные,
      В снежистость, в душистость вошли,
Золотистые, малые, странные,
      Их не слышно в цветочной пыли.

Но не слышно лишь нам. Все ж в волнении,
      Если ночью близ ландышей мы,
Словно в пеньи мы, в мленьи, в молении
      Белозвонной мглы – полутьмы.



АУ


Твой нежный смех был сказкою изменчивою,
Он звал, как в сон зовет свирельный звон.
И вот венком, стихом тебя увенчиваю,
Уйдем, бежим, вдвоем, на горный склон.
Но где же ты? Лишь звон вершин позванивает.
Цветку цветок средь дня зажег свечу.
И чей-то смех все в глубь меня заманивает.
Пою, ищу, «Ау! ау!» кричу.



ИЗ ПОЭМЫ «ТРИНАДЦАТЬ ЛУН»


1. ИЮНЬ

Июнь, непостижно-короткая ночь,
Вся прозрачная, вся просветленная.
Кто родится в Июне, никак одному не сумеет помочь:
В душе его век будет греза влюбленная,
Душа его будет бессонная.

В зеленом Июне цветут все цветы,
Густеет осока прохладными свитками,
Белеет купава, как стынущий лик чистоты,
Дрема́ навевает вещательность сонной мечты,
О маленьком счастьи безмолвную речь с маргаритками
Ведет незабудка, и шепчет: «Припомнишь ли ты?»
Цветет и влюбляет ночная фиалка пахучая,
И рдеют сердечки гвоздик луговых.
Кто в Июне войдет в этот мир, каждый цвет, его сладостно мучая,
Будет сердцу внушать, что любить нужно их,
Эти сны, лепестки, и душа его станет певучая,
Расцвеченная, жгучая.

И в Июне, в Иванову ночь,
Он искать будет папорот-цвет,
На вопрос невозможный – желанный ответ,
На вопрос, что, мелькнув, уж не скроется прочь.
И Иванова ночь озаренная
Даст, быть может, огонь златоцветный ему,
Чтоб удвоить, за мигом сияния, тьму,
Чтоб в единственный час,
Где минута с минутой – как искра спаленная,
Тайный папорот-цвет, излучившись, погас,
Чтоб в душе его песнь задрожала стозвонная,
Чтоб душа его стала бессонная.


2. НОЯБРЬ

Божий кузнец,
Дороги и реки кует,
Зиме изо льда он готовит ларец,
Алмазы вбивает в холодный венец,
Рассыпавши снег, разукрасивши лед,
Звонко кует,
Белая кузница – мир,
Весь оковал,
В иней не раз и не два одевал
Поле и лес,
Кличет метели на пир,
Смотрит на яркие звезды Небес,
Словно и им он дороги мостит,
Звезды по снегу, и звезды вон там,
Думает, думает, вдруг засвистит,
Мчится, летит, по лесам, по кустам,
Снова – ковать, и гвоздит, и гвоздит,
Гроб, что ли, нам?
Саваном белым в ночах шелестит,
Искрится белая смерть по снегам.



ПО БЛЕДНОЙ ДОЛИНЕ


По бледной долине приходят, уходят, проходят несчетные духи,
Там юноши, взрослые, малые дети, и старцы идут, и старухи.

С Востока на Запад, с Заката к Востоку, и снова на Запад с Востока,
Приходят, уходят, и ходят, и бродят, не знают ни часа, ни срока.

Встречаясь, качают они головами, и шепчут о благости Бога,
И все, проходя, проиграют цепями, и вечно, и вечно дорога.

И вдруг от Востока на Запад прольется разливное красное пламя,
Один усмехнется, другой ужаснется, но каждый почувствует знамя.

И вдруг от Заката к Востоку вернется и злато, и бархат, и алость,
И духи считают, колдуют, гадают, пока не сомнет их усталость.

Тогда, бесконечно взывая о мести, о чести, о славе, о чарах,
Несчетные духи, согбенно, проходят, как тени, в безмерных пожарах.

По бледной долине, в пустыне, как в сплине, доныне безумствуют духи.
И юноши седы, и дряхлые дети, и юны, меж старцев, старухи.



ВЕДОГОНЬ


У каждого есть ведогонь.
Когда ты заснешь, он встает,
В крылах его дышит полет,
Осмотрится, дунет, идет,
Окреп, улетает, не тронь.

Он волен, когда мы во сне.
И разный нам видится сон.
Вот птица, лазурь, небосклон,
Не мы это видим, а он,
И тонем мы с ним в вышине.

Вот ветер бежит по цветам.
Красивый с красивой, их два,
Бессмертная сказка жива.
Целует. И дышит трава.
Заснувшим так сладко устам.

Вот ссора, чудовищный вид.
С ножом ведогони, беда,
Открылась и льется руда,
Ты спишь, ты уснул навсегда.
Смотри. Ведогонь твой убит.



БЕЛЫЙ ЛЕБЕДЬ


Посвящаю эти строки матери моей
Вере Николаевне Лебедевой-Бальмонт
Чей предок был
Монгольский Князь
Белый Лебедь Золотой Орды.


1

Конь к коню. Гремит копыто.
Пьяный, рьяный, каждый конь.
Гей, за степь! Вся степь изрыта.
В лете коршуна не тронь.

Да и лебедя не трогай,
Белый Лебедь заклюет.
Гей, дорога! Их у Бога
Столько, столько – звездный счет.


2

Мы оттуда, и туда, все туда,
От снегов до летней пыли, от цветов до льда.

Мы там были, вот мы здесь, вечно здесь,
Степь как плугами мы взрыли, взяли округ весь.

Мы здесь были, что то там, что вон там?
Глянем в чары, нам пожары светят по ночам.

Мы оттуда, и туда, все туда,
Наши – долы, наши – реки, села, города.


3

Для чего же и дан нам размах крыла?
      Для того, чтобы жизнь жила.
Для того, чтобы воздух от свиста крыл
      Был виденьем крылатых сил.

И закроем мы Месяц толпой своей,
      Пролетим, он блеснет светлей.
И на миг мы у Солнца изменим вид,
      Станет ярче небесный щит.

От звезды серебра до другой звезды –
      Наш полет Золотой Орды.
И как будто за нами бежит бурун,
      Гул серебряно-звонких струн.

От червонной зари до зари другой
      Птичьи крики, прибой морской.
И за нами червонны цветы всегда,
      Золотая живет Орда.


4

Конь и птица – неразрывны,
Конь и птица – быстрый бег.
Как вдали костры призывны!
Поспешаем на ночлег.

У костров чернеют тени,
Приготовлена еда.
В быстром беге изменений
Мы найдем ее всегда.

Нагруженные обозы –
В ожидании немом.
Без вещательной угрозы,
Что нам нужно, мы возьмем.

Тени ночи в ночь и прянут,
А костры оставят нам.
Если ж биться с нами станут,
Смерть нещадная теням.

Дети Солнца, мы приходим,
Чтобы алый цвет расцвел,
Быстрый счет мы с миром сводим,
Вводим волю в произвол.

Там где были разделенья
Заблудившихся племен,
Входим мы как цельность пенья,
Как один прибойный звон.

Кто послал нас? Нам безвестно.
Тот, кто выслал саранчу,
И велел дома, где тесно,
Поджигать своим «Хочу».

Что ведет нас? Воля кары,
Измененье вещества.
Наряжаяся в пожары,
Ночь светла и ночь жива.

А потом? Потом недвижность
В должный час убитых тел,
Тихой Смерти необлыжность,
Черный коршун пролетел.

Прилетел и сел на крыше,
Чтобы каркать для людей.
А свободнее, а выше –
Стая белых лебедей.


5

Ночь осенняя темна, уж так темна,
Закатилась круторогая Луна.

Не видать ее, Владычицы ночей,
Ночь темна, хоть много звездных есть лучей.

Вон, раскинулись узором круговым,
Звезды, звезды, многозвездный белый дым.

Упадают. В ночь осеннюю с Небес
Не один светильник радостный исчез.

Упадают. Почему, зачем, куда?
Вот, была звезда. И где она, звезда?

Воссияла лебединой красотой,
И упала, перестала быть звездой.

А Дорога-Путь, Дорога душ горит.
Говорит душе. А что же говорит?

Или только вот, что есть Дорога птиц?
Мне уж мало убеганий без границ.

Мне уж мало взять костры, разбить обоз,
Мне уж скучно от росы повторных слез.

Мне уж хочется двух звездных близких глаз,
И покоя в лебедино-тихий час.

Где ж найду их? Где, желанная, она?
Ночь безлунная темна, уж как темна.

Где же? Где же? Я хочу. Схвачу. Возьму.
Светят звезды, не просветят в мире тьму.

Упадают. За чредою череда.
Вот, была звезда. А где она, звезда?


6

‎– Где же ты? Тебя мы ищем.
Завтра к новому летим.

‎– Быть без отдыха – быть нищим.
Чтó мне новый дым и дым!

‎– Гей, ты шутишь? Или – или –
Оковаться захотел?

‎– Лебедь белый хочет лилий,
Коршун хочет мертвых тел.

‎– А не ты ли красовался
В нашей стае лучше всех?

‎– В утре – день был, мрак качался.
Не смеюсь, коль замер смех.

‎– Гей, зачахнешь здесь в затоне.
Белый Лебедь, улетим!

‎– Лучше в собственном быть стоне,
Чем грозой идти к другим.

‎– Гей, за степи! Бросим, кинем!
Белый Лебедь изменил. –

Скрылись стаи в утре синем.
В Небе синем – звон кадил.


7

‎– Полоняночка, не плачь.
Светоглазочка, засмейся.
Ну, засмейся, змейкой вейся.
Все, что хочешь, обозначь.

Полоняночка, скажи.
Хочешь серьги ты? Запястья?
Все, что хочешь. Только б счастья.
Поле счастья – без межи.

О, светлянка, поцелуй!
Дай мне сказку поцелуя!
Лебедь хочет жить ликуя,
Белый с белой в брызгах струй.

Поплывем, – не утоплю.
Возлетим, – коснусь крылами.
Выше. К Солнцу! Солнце с нами!
‎– Лебедь… Белый… Мой… Люблю…


8

Опрокинулись реки, озера, затоны хрустальные,
      В просветленность Небес, где несчетности Млечных путей.
Светят в ночи веселые, в мертвые ночи, в печальные,
      Разновольность людей обращают в слиянность ночей.

И горят, и горят. Были вихрями, стали кадилами.
      Стали бездной свечей в кругозданности храмов ночных.
Морем белых цветов. Стали стаями птиц, белокрылыми.
      И, срываясь, поют, что внизу загорятся как стих.

Упадают с высот, словно мед, предугаданный пчелами.
      Из невидимых сот за звездой упадает звезда.
В души к малым взойдут. Запоют, да пребудут веселыми.
      И горят как цветы. И горит Золотая Орда.


1908 Ночи Зимние.
Долина Берез