Блажен, кто
замечал, как постепенно зреют
Златые
гроздия, и знал, что, виноград
Сбирая, он
выпьет их сладкий аромат.
Фет
ПАРИС
Еще вчера шел дождь, и море
было серо,
А нынче целый день сияет
небосклон,
Хранима Эросом, плывет
моя триэра
В божественный
Лакедемон.
Уже который день, не
покидая вёсел,
Гребут товарищи, морскую
зыбь деля.
Для сна и отдыха ни разу
я не бросил
Из рук скрипучего руля.
Струятся с гор ручьи
растаявшего снега,
Мне треплет волосы
душистый ветр весны.
Какая слышится ликующая
нега
В журчанье вспененной
волны!
Не страшен мне ваш гнев,
кичливые Атриды.
Мой жребий царственный
открылся мне в тот день,
Когда я пас стада в
лугах родимой Иды,
Свирелью прогоняя лень.
Напрасно Азии великую
державу
Сулила Гера мне; во всех
сраженьях верх
Афина прочила: и
почести, и славу
Я с равнодушием отверг.
Но тут, сорвавши с плеч
пурпуровую хлену,
«Ты вкусишь радости,
доступной лишь богам, –
Киприда молвила, – я дам
тебе Елену».
И я упал к ее ногам.
Ни слезы матери, ни
отчие седины
Не задержали путь. Во
прахе и крови
Пусть рухнет Илион! Всё,
всё за миг единый
Ее божественной любви!
Приама древнего прими
благословенье.
Уже чертог – в цветах,
готов венчальный хор,
И нежных ног твоих зовет
прикосновенье
Фиалка ионийских гор.
Остановись, ладья! Как с
птичьего полета,
Я вижу весь узор
таинственной судьбы.
Привет вам, тростники
священные Эврота,
Палестры мраморной
столбы.
Кто эта женщина,
прелестная, как нимфа,
Стоит в кругу подруг,
поднявши диск златой?
В кудрях ее – венок из
роз и гиакинфа…
Погибни, Илион святой!
1910. 1 марта
Геленджик
ПОСЕЩЕНИЕ
ДИОНИСА
Тайный гость в венке из
винограда
В полночь постучался у
крыльца:
Отвори мне, юная менада,
В дом впусти ночного
пришлеца.
Я устал, оборваны
сандальи,
Вся в пыли на посохе
лоза,
И полны желанья и печали
Отрока бессонные глаза.
С сердцем, полным ужаса
и дрожи,
Грудь и губы устремив ко
мне,
Ты не спишь на знойном,
смятом ложе,
Свесив ногу в кованном
ремне.
Как и я, ты зажжена
любовью,
Очи вожделением горят,
И пылает жертвенною
кровью
Алых уст и персей
виноград.
Встань, возьми потир из
кипариса,
Тайный пир для гостя
приготовь,
И насыть лобзаньем
Диониса
Темную, взволнованную
кровь.
Нежная, в венке из роз и
хмеля,
Свой хитон на части
разорви,
Пей мой взор,
исполненный веселья,
Светлого безумья и
любви.
В дверь стучу. Тебя,
тебя мне надо.
Я устал от долгого пути.
Отвори мне, юная менада,
И порог лобзаньем
освяти.
ВАКХАНКА
Вся – желанье, вся – тревога,
Без сознанья и без сил,
Ты замедлила немного,
Жрица бога, чуя бога
Приближающийся пыл.
Грозен Вакх, когда к
менадам
Он нисходит: трепеща,
Ты возносишь с пьяным
взглядом
Тирс, увитый виноградом
И побегами плюща.
Как любовница на ложе,
Млея, кличешь: Вакх!
Эвой!
И тимпан из красной кожи
Кружишь в сладострастной
дрожи
Над кудрявой головой.
Ты, как жертва в час
закланья,
– Непорочна и свята.
В персях – трепет и
пыланье,
Дионисова лобзанья
Алчут алые уста.
Ты упала с томным
стоном,
Звонко бросивши тимпан…
Тише, с шепотом
влюбленным
К персям девы
воспаленным
Припадает юный Пан.
ВЕНЕРА И
АНХИЗ
Охотник задержал
нетерпеливый бег,
Внезапно позабыв о луке
и олене.
Суля усталому
пленительный ночлег,
Богиня ждет его на ложе
томной лени.
Под поцелуями горят ее
колени,
Как роза нежные и белые,
как снег;
Струится с пояса
источник вожделений,
Лобзаний золотых и
потаенных нег.
Свивая с круглых плеч
пурпуровую ризу,
Киприда падает в объятия
Анхизу,
Ее обвившему, как цепкая
лоза.
И плача от любви, с
безумными мольбами,
Он жмет ее уста горящими
губами,
Ее дыханье пьет и
смотрит ей в глаза.
КУПАНЬЕ
НИМФ
Посв. А. М. Кожебаткину
На золотом песке, у
волн, в тени лавровой,
Две нимфы, белые, как
снег, с отливом роз,
Сложили бережно
прозрачные покровы
И гребни вынули из
золотистых кос.
Климена нежная с Агавой
чернобровой
Поплыли, обогнув
береговой утес,
И ветер далеко веселый
смех разнес,
Ему отозвались
прибрежные дубровы.
И целый час слышны
удары, крик и плеск.
Но солнце низится,
умерив зной и блеск,
И девы стройные,
подобные лилеям,
Выходят на песок,
который так горяч,
Что им обжег ступни. Они
играют в мяч,
Натершись розовым,
блистательным елеем.
ПОДРУГИ
О, как завистливо
любуются тобой
Подруги страстные, когда
из медной урны
Ты ножки белые полощешь
над рекой,
Или плывешь, смеясь, по
глади вод лазурной.
Подруга первых игр и
шалостей твоих,
Сама невольно я тобой
любуюсь, Хлоя,
И, видя отроков, шепчу:
кому из них
В удел достанется
блаженство золотое?
Но я заметила, что ты с
недавних пор
Вся изменилась вдруг.
Как будто утомленья
И неги женственной
исполнен детский взор,
Пылает на щеках румянец
вожделенья.
Открой всю правду мне.
Головкою к плечу
Склонись, обвив меня
цветущими руками.
И грудь жемчужную и
плечи я хочу
Осыпать черными, змеистыми
кудрями.
Ах! что бы Дафнис дал,
чтобы ласкать, как я,
Две груди, чистые, как
белые голубки,
Шептать: «Я твой, я
твой! О Хлоя, ты – моя!»
Целуя сладкие и розовые
губки.
Признайся, уж не раз с
ним целовалась ты,
И перси нежные его
губами смяты…
Ах, и меня зажгли
желанья и мечты,
Которыми с тех пор
горишь и млеешь вся ты.
Смотри, из тростников
сверкает чей-то глаз…
То зритель наших игр и
сторож наш прилежный,
Неистовый сатир. Уж он
не в первый раз
Улегся в заросли,
любуясь нимфой нежной.
Ему пятнадцать лет. Он
весел и умен,
Хотя курнос и толст.
Венком увенчан хвойным,
И – бедный бог – себя,
хотя давно влюблен,
Твоих желанных ласк
считает недостойным.
Пойди, и с мальчиком
хоть малость пошали.
Принес он яблоко и грушу
в дар богине,
И молча на тебя любуется
вдали,
От солнца жгучего
укрывшись в вязкой тине.
Для слуха робких дев
приятен дикий крик
Сатира, сытого восторгом
сладострастья.
Лесному отроку отдай
себя на миг,
Чтоб задыхался он и
хохотал от счастья.
ДАФНИС И
ХЛОЯ
Хлоя
Дафнис! Дафнис! где
пропали козы?
Серый волк козу мою
возьмет.
Дафнис
Губки дай мне вместо
этой розы,
Дай мне грудь за яблоко
и мед!
Хлоя
Засмеют меня
подруги-нимфы,
Подсмотревши нас из-за
куста.
Дафнис
В поле сладко рдеют
гиакинфы,
Слаще рдеют Хлоины уста.
Хлоя
Поцелуи, как цветы,
срывая,
Ты корней цветку не
оборви.
Дафнис
Хлоя! Хлоя! – роза
полевая –
Долго ль будешь бегать
от любви?
Хлоя
Погоди, пока созреют
лозы,
Виноградник ранний не
разрушь.
Дафнис
Ах! уста твои душистей
розы,
Груди слаще яблоков и
груш.
Хлоя
Ах, отстань! мне надоели
ласки,
Нас увидеть может
кто-нибудь.
Дафнис
Отчего так томны эти
глазки,
Отчего заволновалась
грудь?
Хлоя
Отчего я так тебе
желанна,
Отчего я млею, вся
дрожа?
Дафнис
Отчего ты так
благоуханна,
Так бела, румяна и
свежа?
Хлоя
Полно, голубь, ворковать
с голубкой!
Дафнис, будет! захватило
дух!
Дафнис
Как хорош над вздернутою
губкой
Чуть заметный
серебристый пух!
Хлоя
Дафнис, Дафнис,
перестань, не трогай
Мне пора, давно пора
домой.
Дафнис
Хлоя, к матери
вернувшись строгой,
Поцелуи с жарких щечек
смой.
Хлоя
Растрепались кудри без
повязки.
На, целуй! сюда идут.
Бегу.
Дафнис
Вытри, Хлоя, маленькие
глазки,
Чтоб не выдать игры на
лугу.
ПОЦЕЛУЙ
Твое лицо –
запечатленный сад,
Где утренняя роза
розовеет.
От лепестков
полураскрытых веет,
Маня пчелу, медовый
аромат.
И я пришел в цветущий
вертоград,
Где райский плод сквозь
зелени краснеет.
Ах, знал ли я, что для
меня созреет
Румяных уст мускатный
виноград?
Твои глаза впивая взором
жадным
И ими пьян, как соком
виноградным,
Припав к груди, я пью
душистый вздох,
Забыв о всем волнующемся
мире.
В твоих губах, как в
розовом потире,
Вино любви и лучезарный
бог.
ЭПИТАЛАМА
Подруги вводят с песней
брачной
Тебя в сияющий чертог;
В одежде, легкой и
прозрачной,
Ты медлишь перейти
порог.
Смирясь пред мукой
неизбежной,
С ресниц стряхаешь капли
слез,
И с головы снимаешь
нежной
Венок из ароматных роз.
Идешь, как жертва на
закланье,
Не смея мне в глаза
взглянуть,
Но подступившее желанье
Волнует девственную
грудь.
Припав к тебе с
лобзаньем жадным,
Я в спальню ввел тебя,
как в храм,
И чашу с соком
виноградным
Приблизил к рдеющим
губам.
И лен венчального наряда
Упал потоком легких
струй,
Дыханьем роз и винограда
Был полон брачный
поцелуй.
Твоими взорами лелеем,
Взирая гордо и светло,
Я умастил тебе елеем
И грудь, и кудри, и
чело.
И, сердцем всем и всею
кровью
Невесту чистую любя,
Я наклонился к
изголовью,
Назвав по имени тебя.
И, не боясь грядущей
муки,
Вся – закипавшая гроза –
Ты медленно раскрыла
руки
И вскрикнула, закрыв
глаза.
Четой блаженной и
бессильной
Нашла нас юная заря,
И мускус был, как дым
кадильный,
Благоухавший с алтаря.
* * *
Глазки смеются твои, как зелено-лазурное море,
Искрятся солнцем любви, млеют желанием нег.
Ножки тверже твои незрелых кистей винограда,
Трижды вкруг них обвились красных сандалий ремни.
Пышны широкие бедра под легкою белою тканью,
Мягче они творога, если коснуться рукой.
Груди твои притаились, как две белокрылых голубки,
Юные груди твои, пламенных ждущие губ.
Сладко, прильнувши губами, наполнить их томным волненьем,
Слаще губами припасть к алым, как роза, губам.
Милая, только зачем в золотые часы поцелуев
Яблоко с медом вкушать, розой касаться до губ?
Слаще, душистей не будешь, голубка, от меда и розы:
В каждом лобзанье твоем – яблоко, роза и мед.
* * *
Ты еще нежным была и не
знающим страсти младенцем
В дни, когда отроку мне
муза вручила свирель.
Помнишь веселие игр у
источника, милого нимфам,
Помнишь, любила играть
ты со свирелью моей?
Полый цикутовый ствол
приложив к розовеющим губкам,
Ты повторяла за мной
первые песни мои.
Вместе укрывшись в
тени, мы читали стихи Каллимаха
И собирали вдвоем в
вашем саду виноград.
Зорким оком прозрел
ученик лучезарного Феба,
Сколько таится в тебе
чар Афродиты златой.
Светлые глазки твои не
видали тринадцати весен,
Как полотно подняла
рано созревшая грудь.
Ах! простите навеки,
невинные детские игры,
Только увижу тебя, в
сердце томленье и боль.
Годы промчались, и ты
полюбила алтарь Мельпомены,
Крики влюбленной толпы,
красный звенящий тимпан.
Цинтия, долго ли будешь
бесстрастною жрицею музы:
Холодны ласки богов,
ими ль наполнится жизнь?
Счастие в жизни одно:
небольшой, но прочный достаток,
Вечно горящий очаг,
ложе, где спишь не один.
Тот охотнее дом
посещают мудрые музы,
Где хозяйственна мать,
в люльке играет дитя.
Мне не даром тебя
указала сама Афродита,
Знаю, что только с
тобой жизнь моя будет красна.
Что за нежность в тебе
и какая умеренность в чувстве!
Чуткая к голосу муз, ты
не боишься труда.
Любишь курения, розы,
вино, вавилонские ткани,
Но и расчетлива ты, и
бережлива, как мать.
Нет, не даром тобой
пленяется старый философ,
Зная природу вещей,
ведая тайны богов.
Боги тот дом охранят,
где ты будешь цветущей хозяйкой,
Будут в нем мясо и
хлеб, и не иссякнет елей.
Кто переступит порог
благовонной девической спальни?
Кто разделит с тобой
ложе, трапёзу и жизнь?
Если сделаюсь я, о
боги, этим счастливцем,
Вам обещаю заклать
лучшего в стаде быка.
* * *
Цинтия, тише целуйся,
а то услышат рабыни
И донести поспешат матери
строгой твоей.
Глупая, сладости
больше в безмолвных, долгих лобзаньях:
Звонко целует дитя
няню и милую мать.
Ты же позволь мне,
зажав меж губами верхнюю губку,
Медленно пить аромат
девственно-свежего рта.
Сладко слегка шевелить
губами алые губки,
Так сбирает пчела с
розы мед золотой.
Что за уста у тебя,
моя девочка! Тайны лобзаний
В них заключаются все,
как у богини любви.
Раз целовавши тебя,
целовать не захочешь другую:
Все пред твоими уста –
как перед розой полынь.
Цинтия, снова?
Шалунья! Наверно достигли до сада
Звуки лобзаний твоих.
Ах, ты погубишь меня.
SATURNALIA
Увы, боюсь я праздника
Сатурналий:
Верна ли другу Цинтия в
этом шуме,
Когда под утро, средь
молодежи Рима,
Она венчает кудри
цветущей розой,
Пьяна весельем и золотым
Фалерном?
Не побледнели б щеки от
долгих бдений,
Не оскорбил бы грубый
начальник цирка
Нескромной лаской плечи
плясуньи милой!
Не мажь так часто губки
сирийской мазью:
От притираний губки
утратят сладость,
А эти губки слаще вина и
меда.
Ах, поскорей бы кончился
этот праздник,
И мы собрались у очага
родного,
Чтоб грызть орехи и
целоваться тихо,
Когда задремлет бабушка
над вязаньем!
ИЗ ИОАННА
СЕКУНДА
Слаще нектара поцелуй
Неэры,
Весь он дышит души росой
душистой,
Миром нардовым, тмином,
киннамоном,
Медом, что собирают с
гор Гимета
Или с розы Кекропа
медуницы,
И, замкнув непорочным
воском сота,
Мед слагают в плетеную
корзину.
Если много мне дашь
твоих лобзаний,
Получу я внезапно дар
бессмертья
И богов наслажусь
нетленным пиром.
Но, молю, не дари такого
дара,
Иль богинею стань со
мной, Неэра.
Не хочу без тебя богов
трапезы,
Даже если бы золотое
царство,
Как Юпитеру, мне вручили
боги.