Игорь Северянин. ВИНА НА ВСЕХ (Сб. ОЧАРОВАТЕЛЬНЫЕ РАЗОЧАРОВАНИЯ)

ВИНА НА ВСЕХ

Нам в подлую эпоху жить дано:

В культурную эпоху изверенья.

Какие могут быть стихотворенья,

Когда кровь льется всюду, как вино!

Протухшая мечта людей гнойна,

Наследие веков корыстью смято.

Все, что живет и дышит, виновато.

Культуры нет, раз может быть война!

1940. Январь, 11

Нарва-Йыэсуу

КОГДА Ж?

«Смысл жизни – в смерти», – говорит война,

Преступника героем называя.

«Ты лжешь!» – я возмущенно отвечаю,

И звонко рукоплещет мне весна.

Но что ж не рукоплещет мой народ,

Бараньим стадом на войну влекомый?

Когда ж мой голос, каждому знакомый,

До разуменья каждого дойдет?

1940. Январь, 29

ВИНОВНЫ ВСЕ

В войне нет правого: виновны все в войне

И нации, и классы поголовно.

Нет оправданья ни одной стране:

Кто взялся за оружье – все виновны.

К завоеванию призывы не должны

Поддерживаться мыслящей страною.

А для взбесившихся правителей страны

Есть наказанье площадное.

1940. Январь, 28

ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ

Ты влилась в мою жизнь, точно струйка Токая

В оскорбляемый водкой хрусталь.

И вздохнул я словами: «Так вот ты какая:

Вся такая, как надо!» В уста ль

Поцелую тебя иль в глаза поцелую,

Точно воздухом южным дышу.

И затем, что тебя повстречал я такую,

Как ты есть, я стихов не пишу.

Пишут лишь ожидая, страдая, мечтая,

Ошибаясь, моля и грози.

Но писать после слов, вроде: «Вот ты какая:

Вся такая, как надо!» – нельзя…

1940. Апрель, 18

Нарва-Йыэсуу

ЕСТЬ ЧУВСТВА

Алексису Ранниту

Есть чувства столь интимные, что их

Боишься даже в строках стихотворных:

Так, дать ростков не смея, зрелый стих

Гниет в набухших до отказа зернах…

Есть чувства столь тончайшие и столь

Проникновенно сложные, что если

Их в песнь вложить, они не столько боль,

Сколь смерть вливают в слушателя песни…

И вот – в душе очерченным стихам

Без письменных остаться начертаний.

И эта кара, – кара по грехам, –

Одно из самых жутких наказаний.

1937. Ноябрь, 17

Таллинн

В ТУМАННЫЙ ДЕНЬ

Дождь летит, студеный и ливучий,

Скрыв в туман глубокую Россонь.

Слышен лязг невидимых уключин

Сквозь промозглую над нею сонь.

Стала жизнь совсем на смерть похожа:

Все тщета, все тусклость, все обман.

Я спускаюсь к лодке, зябко ежась,

Чтобы кануть вместе с ней в туман.

И плывя извивами речными, –

Затуманенными, наугад, –

Вспоминать, так и не вспомнив, имя,

Светом чьим когда-то был объят.

Был зажжен, восторгом осиянный,

И обманным образом сожжен,

Чтоб теперь, вот в этот день туманный

В лодке плыть, посмертный видя сон…

1938. Октябрь, 26

ПУШКИН – МНЕ

– Сто лет, как умер я, но, право, не жалею,

Что пребываю век в загробной мгле,

Что не живу с Наташею своею

  На помешавшейся Земле!

Но и тогда-то, в дни моей эпохи,

  Не так уж сладко было нам

  Переносить вражду и срам

    И получать за песни крохи.

Ведь та же чернь, которая сейчас

  Так чтит «национального поэта»,

    Его сживала всячески со света,

    Пока он вынужденно не угас…

Но что за этот век произошло –

Настолько горестно и тяжело,

Настолько безнадежно и убого,

Что всей душой благодарю я Бога,

Убравшего меня в мой час с Земли,

Где столько мерзостного запустенья,

Что – оживи мы, трупы, на мгновенье –

Мы и его прожить бы не могли!..

Дивиться надо: как же ты живешь?

Перед твоим терпеньем преклоняться

И царственного уважать паяца,

Свет правды льющего в сплошную ложь.

Не унывай! Терпи! Уделом это

Спокон веков недюжинных людей.

Вернись домой: не дело для поэта

Годами быть без родины своей!

1937. Февраль, 7

Тойла

К ДАЛМАЦИИ

Мы прежде зим не замечали,

На юге зимы проводя,

Меняя вьюжные вуали

На звоны южного дождя.

Мороз не леденил дыханья,

На Бога воздух был похож

И жизнь – на первое свиданье,

Когда без пенья весь поешь.

Душа лучилась, улыбалась,

Уплывом в даль упоена,

И жизнь бессмертною казалась

От Далматинского вина!

1939. Ноябрь, 23

Таллинн

ВЕСЬ СБОРНИК

СКАЧАТЬ ВЕСЬ СБОРНИК

Игорь Северянин. МЕДАЛЬОНЫ (Сб. ОЧАРОВАТЕЛЬНЫЕ РАЗОЧАРОВАНИЯ)

АЛДАНОВ

Кого бы ни характеризовал, –

Будь то Разумовский иль Бетховен, –

Всегда изображаемый греховен,

И слабостей в нем всяческих завал.

Он ничего ни в ком не прозевал,

Как евнух, желчен и нахмуребровен.

Он людям в душах не простил часовен

Затем, что сам святыни не знавал…

Удушливых и ледяных пустынек

В нем безвоздушный воздух. Скрыт в нем циник,

Развенчивающий любой венец.

Тлетворное его прикосновенье

Губительно. Его грызет сомненье.

Он мудр, как может мудрым быть скопец.

1934. Март, 1

Кишинев

БАЛЬМОНТ

Коростеля владимирских полей

Жизнь обрядила пышностью павлиней.

Но помнить: нет родней грустянки синей

И севера нет ничего милей…

Он в юношеской песенке своей,

Подернутой в легчайший лунный иней,

Очаровательнее был, чем ныне

В разгульно-гулкой радуге огней.

Он тот поэт, который тусклым людям

Лученье дал, сказав: «Как Солнце, будем!»

И рифм душистых бросил вороха,

Кто всю страну стихийными стихами

Поверг к стопам в незримом глазу храме,

Воздвигнутом в честь Русского стиха.

1934. Март, 3

Кишинев

ВЕРТИНСКИЙ

Душистый дух бездушной духоты

Гнилой, фокстротной, пошлой, кокаинной.

Изобретя особый жанр кретинный,

Он смех низвел на степень смехоты.

От смеха надрывают животы

И слезы льют, смотря, как этот длинный

Делец и плут, певец любви перинной,

Жестикулирует из пустоты.

Все в мимике его красноречиво:

В ней глубина бездонного обрыва,

Куда летит Земля на всех парах.

Не знаю, как разнузданной Европе,

Рехнувшейся от крови и утопий,

Но этот клоун мне внушает страх.

1926

Тойла

А. Н. ИВАНОВ

«Страдание рождает Красоту»:

Перестрадав, стал дух его прекрасным.

Во всем земном – и тщетном и напрасном –

Нельзя считать напрасной лишь мечту.

Мечту и мысль. И я глубоко чту

Его за то, что мудрое со страстным

Он сочетал в себе, оставшись ясным,

И попытался оправдать тщету.

Я не из тех, кто пышными цветами,

Бродя меж полусгнившими крестами,

Бездушный разукрашивает труп.

И, вслушавшись в его живое слово,

Мне радостно почтить его живого,

«Фиалочкой» и – озареньем губ.

1934. Февраль, 18

Кишинев

ФЕЛИССА КРУУТ

Ты – женщина из Гамсуна: как в ней,

В тебе все просто и замысловато.

Неуловляемого аромата

Твой полон день, прекраснейший из дней.

Отбрасываемых тобой теней

Касаюсь целомудренно и свято.

Надломленная бурей, ты не смята,

И что твоей глубинности синей?

Ты – синенький и миленький подснежник –

Растешь, где мох, где шишки и валежник,

Цветок, порой поющий соловьем.

И я, ловя форель коротким спуском,

Любуюсь образцовым точным русским

Твоим, иноплеменка, языком.

1934. Май, 7

Кишинев

МЕРЕЖКОВСКИЙ

Судьба Европы – страшная судьба,

И суждена ей участь Атлантиды.

Ах, это вовсе не эфемериды,

И что – скептическая похвальба?

Мир не спасут ни книги, ни хлеба.

Все мантии истлеют, как хламиды.

Предрешено. Мертвящие флюиды

От мудрствующего исходят лба.

Философ прав, но как философ скучен.

И вот – я слышу серый скрип уключин

И вижу йодом пахнущий лиман,

Больным, быть может, нужный и полезный.

…А я любуюсь живописной бездной

И славлю обольстительный обман!

1934. Март, 9

Кишинев

ЛЮБОВЬ СТОЛИЦА

Воистину – «Я красками бушую!»

Могла бы о себе она сказать.

Я в пеструю смотрю ее тетрадь

И удаль вижу русскую, большую…

Выискивая сторону смешную,

Старались перлов в ней не замечать

И наложили пошлости печать

На раковину хрупкую ушную…

И обожгли печатью звонкий слух,

А ведь она легка, как яблонь пух,

И красочностью ярче, чем Малявин!

О, если б бережнее отнестись, –

В какую вольный дух вознесся б высь,

И как разгульный стих ее был славен!

1934. Март, 1

Кишинев

ШУЛЬГИН

В нем нечто фантастическое: в нем

Художник, патриот, герой и лирик,

Царизму гимн и воле панегирик,

И, осторожный, шутит он с огнем…

Он у руля – спокойно мы уснем.

Он на весах России та из гирек,

В которой благородство. В книгах вырек

Непререкаемое новым днем.

Его призванье – трудная охота.

От Дон Жуана и от Дон Кихота

В нем что-то есть. Неправедно гоним

Он соотечественниками теми,

Кто, не сумевши разобраться в теме,

Зрит ненависть к народностям иным.

1934. Февраль, 18

Кишинев

ХОДАСЕВИЧ

В счастливом домике, мещански мил,

Он резал из лирического ситца

Костюмчики, которые носиться

Могли сезон: дешевый ситец гнил.

За рубежом, однако, возомнил,

И некая в нем появилась прытца:

Венеру выстирать готов в корытце,

Став вожаком критических громил.

Он, видите ли, чистоту наводит

И гоголем – расчванившийся – ходит,

А то, Державиным себя держа,

Откапывает мумии и лику

Их курит фимиам, живущим в пику,

Затем, что зависть жжет его, как ржа.

1934. Март, 9

Кишинев

САВВА ЧУКАЛОВ

Избрал он русский для стихов язык,

Он, сердце чье звенело мандолиной.

Он в Петербурге грезил роз долиной,

Которою прославлен Казанлык.

Он постепенно к северу привык,

Родившийся в тени горы орлиной.

Впоследствии, свершая путь свой длинный,

Не раз душою горестно поник:

О финской целомудренной поляне

Он вспоминал, о северной Светлане, –

О девушке, его согревший май, –

Не все ль равно – о русской иль болгарке?

Дни юности всегда для сердца ярки,

А в дни любви роднее чуждый край.

1934. Сентябрь, 5

Тойла

НИКИФОРОВ-ВОЛГИН

Ему мила мерцающая даль

Эпохи Пушкина и дней Лескова…

Он чувствует Шмелева мастерского,

И сроден духу родниковый Даль.

Деревни ль созерцает, города ль,

В нем нет невыносимо городского:

Он всюду сын природы. В нем морского

Мороза хруст, что хрупок, как миндаль.

В весенний сад, что от дождя заплакан,

Выходит прогуляться старый дьякон

И вместе с ним о горестном всплакнуть,

Такой понятный автору и близкий,

Чтоб, возвратясь домой, слегка чуть-чуть,

Взять водочки и закусить редиской.

1936. Март, 4

Таллинн

ГАНС ЭВЕРС

Его гарем был кладбище, чей зев

Всех поглощал, отдавших небу душу.

В ночь часто под дичующую грушу

С лопатою прокрадывался Стеф.

Он вынимал покойницу, раздев,

Шепча: «Прости, я твой покой нарушу…»

И на плечи взвалив мечту, – как тушу, –

В каморку нес. И было все – как блеф…

И не одна из юных миловидных,

Еще в напевах тлея панихидных,

Ему не отказала в связи с ним,

Почти обрадованно разделяя ложе.

И смерть была тогда на жизнь похожа:

Невинность, грех – все шло путем одним.

1936. Февраль, 29

Таллинн

НИКОЛАЙ ОРЛОВ

Казалось, он молился своему

Мучительно покорному роялю,

К нему припав с восторженной печалью,

В наструненную вслушиваясь тьму.

И понял зал мгновенно, почему

Владеет он недостижимой далью:

Он – Лоэнгрин, стремящийся к Граалю,

Он – чувство, неподвластное уму.

Изысканная судорога кисти

Его руки, – и был ли золотистей

Звук соткан человеческой рукой,

Когда из нот вдруг возникает слово,

Проговоренное рукой Орлова

С очаровательностью такой?

1936. Октябрь, 3

Таллинн

СЕЛЬМА ЛАГЕРЛЁВ

«Любовь живет любовью, а не тем,

Что называется благодеяньем».

О, пусть любовь окончится страданьем:

Так быть должно, тут слова нет: «зачем».

Пусть сердце будет радостно: не всем

Дано любить и жить хоть миг мечтаньем.

Ты дал любовь – душа полна звучаньем.

Ты отнял дар – дух благодарно нем.

Себя любить заставить – невозможно.

В любви все осторожно, все тревожно.

И изумительно – ее сберечь.

Противодействия она не терпит…

Любовь та, как луна: и на ущербе

Есть прелесть в ней. Дай ей свободно течь.

1938. Январь, 15

Таллинн

ВЕСЬ СБОРНИК

СКАЧАТЬ ВЕСЬ СБОРНИК

Игорь Северянин. ПЕСКАРИ (Сб. ОЧАРОВАТЕЛЬНЫЕ РАЗОЧАРОВАНИЯ)

ПЕСКАРИ

Скорей, скорей, скорей, скорей

Идем на ловлю пескарей!

При расцветении зари

Клюют так дружно пескари.

Одна есть грустная черта:

У их обиженного рта

Свисают усики-рожки,

Глаза – стеклянные кружки,

И вся в квадратиках спина –

Полусера, получерна.

Не очень важен червячок, –

Лишь бы слегка прикрыть крючок

Кусочком малым червячка:

Вмиг рыбу с ликом старичка

Поймаешь ты в быстринке той,

Что в солнце мнится золотой.

Итак, готовьте сухари:

К обеду будут пескари!

1935. Ноябрь, 20

Таллинн

* * *

Ты души своей не растаскивай,

Чтобы бабушек ублажить…

Ты пойми, мой ребенок ласковый,

Что самой тебе надо жить,

Что душа твоя предназначена

Мне, единому, навсегда,

Что не может быть впредь потрачена

Часть души твоей никуда!

1935. Июль, 3

Pühajõgi

ПРОМЕЛЬК

Весною осененный ясень

Под синью неба прояснел

И грустненький пейзаж украсил

Своею радостью весне.

1936. Февраль, 27

Таллинн

ПЕСНЯ О ЦВЕТАХ

О подснежниках синеньких,

  Первых вешних цветах,

Песню, сердце, ты выкинь-ка

  Чтоб звучала в устах!

О бокальчатых ландышах,

  Ожемчуживших мох,

В юность давнюю канувших,

  Вновь струящих свой вздох.

О фиалочках северных,

  Лиловатых слегка,

Запах чей неуверенный

  Пьем на скате леска.

О жасмине, клубникою

  Полыхающем нам

В мае ночь светлоликую

  По окрестным садам.

И о бархатном ирисе,

  Чья окраска чиста,

Песню, сердце, ты выброси

  Нам скорей на уста!

1936. Март, 6

Таллинн

ЗА ДНЕПР ОБИДНО

За годом год. И с каждым годом

Все неотступней, все сильней

Влечет к себе меня природа

Великой родины моей.

Я не завистлив, нет, но зависть

Святую чувствую порой,

Себе представив, что мерзавец –

Турист какой-нибудь такой, –

Не понимающий России,

Не ценящий моей страны,

Глядит на Днепр в часы ночные

В сияньи киевской луны!..

1936. Март, 6

Таллинн

ПОЮЩИЕ ВЕСНЫ

Мы ярко чувствуем весну:

  Во всем ее мотив.

Бросает звонче в вышину

  Гудки локомотив.

И самый воздух стал ясней,

  И стал длиннее день.

Весна! Все мысли снова с ней,

  Куда бы их ни день.

При свете радостной зари

  В оранжевом соку

Уж вскоре будут глухари

  Томиться на току.

И реки вновь взломают лед

  И унесут в моря.

В душе сиянье и полет,

  Весне благодаря.

Заслышав вешнюю свирель,

  Я отдаюсь ей весь.

Весна – единственная цель

  Существованья здесь!

1936. Март, 2

Таллинн

* * *

Эта пара из двух разных гробов,

Которые будут зарыты в двух разных странах.

А пока что, она крутит любовь

И вопит о сердечных ранах.

Как глупо, как гнусно-смешно,

Когда будущие покойники любятся!

Женщина бросится в раскрытое окно,

А мужчину переедет авто на улице.

1935. Ноябрь, 13

Таллинн

РАЗМЫШЛЕНИЕ ПОСЛЕ ВЕЧЕРА ЛИТЕРАТУРЫ

Возьми ведерко клейстера

И кистью стены мажь.

Из двух гимназий шестеро

Пришли на вечер наш!

Нам пять дала казенная,

Другая – одного.

Ах, это ль не законное

Искусства торжество?

И смеют говорить еще

Про нравственный падёж!

Возьму-ка я да вычищу

Стихами молодежь.

Заслуга в этом явная

Господ учителей,

Дающих столь исправное

Мировоззренье ей.

Как не сказать, что в Азию

Прорубят нам окно

Две русские гимназии…

Вот то-то и оно!

Недаром юнь опризена

За спорт, в чем я профан.

Живи, герой Фонфизина –

Бессмертный Митрофан!

1936. Март, 30

Таллинн

БЕЗ НАС

От гордого чувства, чуть странного,

Бывает так горько подчас:

Россия построена заново

Не нами, другими, без нас…

Уж ладно ли, худо ль построена,

Однако построена все ж.

Сильна ты без нашего воина,

Не наши ты песни поешь!

И вот мы остались без родины,

И вид наш и жалок, и пуст, –

Как будто бы белой смородины

Обглодан раскидистый куст.

1936. Март

Таллинн

ТЩЕТА НАДЕЖД

Искать Любовь в безлюбьи – верить в чудо.

Но я поэт: я верю в чудеса!

Что ж, тем больней… Я ухожу отсюда,

Где по кусочкам сердце разбросал.

И еле жив, давя в себе рыданья,

Удостоверившись – в который раз? –

В тщете надежд, я ставлю впредь заданье:

Не пополнять Любви иконостас.

И умудрен последнею попыткой –

Повыискать надземное в земном,

Я ухожу, терзаем жгучей пыткой,

В убогий свой, в заброшенный свой дом.

1936. Апрель, 7

Таллинн

ГРУСТНЫЙ ОПЫТ

Я сделал опыт. Он печален:

Чужой останется чужим.

Пора домой; залив зеркален,

Идет весна к дверям моим.

Еще одна весна. Быть может,

Уже последняя. Ну, что ж,

Она постичь душой поможет,

Чем дом покинутый хорош.

Имея свой, не строй другого.

Всегда довольствуйся одним.

Чужих освоить бестолково:

Чужой останется чужим.

1936. Апрель, 2

Таллинн

СОНЕТЫ О РЕВЕЛЕ

1

Зеленый исчерна свой шпиль Олай

Возносит высоко неимоверно.

Семисотлетний город дремлет мерно

И молит современность: «Сгинь… Растай…»

Вот памятник… Собачий слышу лай.

Преследуемая охотой серна

Летит с горы. Разбилась насмерть, верно,

И – город полон голубиных стай.

Ах, кто из вас, сознайтесь, не в восторге

От встречи с «ней» в приморском Кадриорге,

Овеселяющем любви печаль?

Тоскует Линда, сидя в волчьей шкуре.

Лучистой льдинкой в северной лазури

Сияет солнце, опрозрачив даль.

1935. Декабрь, 11

Таллинн

2

Здесь побывал датчанин, немец, швед

И русский, звавший город Колыванью.

С военною знавались стены бранью,

Сменялись часто возгласы побед.

На всем почил веков замшелых след.

Все клонит мысль к почтенному преданью.

И, животворному отдав мечтанью

Свой дух, вдруг видишь то, чего уж нет:

По гулким улицам проходит прадед.

Вот на углу галантно он подсадит,

При отблеске туманном фонаря,

Жеманную красавицу в коляску.

А в бухте волны начинают пляску

И корабли встают на якоря.

1935. Декабрь, 12

Таллинн

3

Здесь часто назначают rendez-vous*,

У памятника сгинувшей «Русалки»,

Где волны, что рассыпчаты и валки,

Плодотворят прибрежную траву.

Возводят взоры в неба синеву

Вакханизированные весталки.

Потом – уж не повинны ль в этом галки? –

Об этих встречах создают молву.

Молва бежит, охватывая Таллинн.

Не удивительно, что зло оставлен

Взор N., при виде ненавистной Z.,

Которой покупаются у Штуде

Разнообразных марципанов груды

И шьется у портнихи crèpe-georgette**.

1935. Декабрь, 18

Таллинн

__________

*Свидание (фр.).

**Креп-жоржет – мягкая, прозрачная шелковая ткань (фр.).

ВЕСЬ СБОРНИК

СКАЧАТЬ ВЕСЬ СБОРНИК